Заминировать и сжечь Москву: секретный план НКВД

3 октября 1941 года в дом № 6 по Сретенскому бульвару вошли двое в штатском. Они воспользовались отдельным входом в двухкомнатную квартиру полуподвального типа. В ней проживала  семья Максима Нечипоренко, рядового полиграфиста Госзнака. Гости сразу прошли в кухню, а 10-летнему Олегу Нечипоренко сказали, что это – папины «знакомые», и попросили подростка выйти, чтобы не мешал.

В эксклюзивном интервью об этих событиях телеканалу «Звезда» рассказал Олег Максимович Нечипоренко, бывший сотрудник ПГУ КГБ СССР, работавший в подразделении внешней контрразведки (управление «К»).

«Только спустя год старший брат рассказал мне, что наша квартира должна была стать явочной, в случае оставления Москвы нашими войсками. Она была включена в систему подполья, которое осенью 1941 года в срочном порядке организовывали в столице.  Выбор был сделан не случайно, - центр города, но самое главное – у нее был вход с улицы и «черный ход». Он у нас был закрыт стенным шкафом. Под полом – котельная, значит, подслушивать разговоры было, практически, невозможно, а еще она была полностью изолированная, никаких соседей не было», - говорит Олег Нечипоренко.

В середине октября семью Нечипоренко попросили съехать. В их 34-метровой квартире поселились «муж с женой».  Квартира в секретных документах получила псевдоним «конспиратор». Но уже летом  1942 года в явочную квартиру вернулись ее настоящие хозяева, - Москву отстояли.

«Все военные годы к нам продолжали заходить чекисты, у нас с ними сложились неформальные отношения. Иногда приходили оперработники, просили: «Зайду, отдохну?» Мама им готовила чай или что-то поесть. Иногда они запирались в большой комнате поговорить. Ничего слышно не было, двери у нас были толстенные. Так я познавал азы конспирации. Кстати, в школе я ни словом не обмолвился о таинственных гостях папы, у меня уже тогда появился профессиональный навык. А позже я поступил на службу в КГБ, потому что по-другому свою жизнь я представить уже не мог», - говорит 83-летний ветеран спецслужбы Олег Нечипоренко.

Вполне вероятно, что в квартире Нечипоренко в 1941 году проживали агенты НКВД «Альфред» и «Арбатская» – муж и жена. Они добровольно изъявили желание остаться в Москве. Причем «Альфред» был лицом духовным. Супружескую пару, получившую название «Семейка», предполагалось использовать по линии террора, в случае оставления столицы немцам. А в то, что это может произойти, по крайней мере, 16 октября 1941 года в Москве уже почти никто не сомневался.

Паника

В Москве еще сохранились люди, которые на всю жизнь запомнили 16 октября 1941 года – в этот день в городе началась паника. О том, как это было телеканалу «Звезда» рассказал ветеран Внутренних войск, полковник в отставке Тихонков Юпитер Петрович: «В этот день мы с друзьями вышли прогуляться на Сретенку. Мы тогда жили рядом с этой улицей, - в доме № 9, что по Большому Сергиевскому переулку, его еще называли дом НКВД. На улице было оживленное движение, кто идет обвешанный колбасой, кто – сосисками, кто – с какими-то кульками. Мы видели, как люди забегали в магазины, и через минуту возвращались с награбленным товаром. Что говорили? В основном спрашивали: «Где немцы? Что слышно?» Многие говорили, что немцы уже на окраине, что слышали стрельбу в городе. У нас дома была винтовка и пистолет. Я сказал тогда ребятам своим: «Хоть одного фрица, да убью!» А вообще, настроение было тревожное. Вечером я рассказал маме о том, что видел, она сказала, что немцы должны войти в город».

А вот свидетельство еще одного очевидца тех событий, москвича Решетина: «Шестнадцатого октября Шоссе Энтузиастов заполнилось бегущими людьми. Шум, крик, гам. Люди двинулись на восток, в сторону города Горького… Застава Ильича… По площади летают листы и обрывки бумаги, мусор, пахнет гарью. Какие-то люди то там, то здесь останавливают направляющиеся к шоссе автомашины. Стаскивают ехавших, бьют их, сбрасывают вещи, расшвыривают их по земле…».

В этот день в столице перестало работать метро, остановились трамваи, закрылись булочные. По трактам, ведущим на восток и юг, потянулись толпы с узлами и чемоданами… Объективными предпосылками к этому были массовые увольнения на предприятиях. Но панике поддались не только простые горожане.

«16 октября неожиданно были выведены из строя передающая радиостанция Наркомата Морского Флота в Томилине и приемная радиостанция этого же наркомата в Вешняках, кроме того, разрушены радиобюро и автоматическая телефонная станция, размешенная в Наркомате Морского Флота. В результате этого лишились радиосвязи пароходства в Ленинграде, Мурманске, Архангельске, Астрахани, Махачкале».

«Все это нервировало руководство и, естественно, были приняты самые строгие меры в отношении начальника центрального узла связи Наркомата Морского флота Березина. Как выяснилось, именно он отдал распоряжение о разрушении станции и передавал его по прямому телефону начальникам радиостанций, находившихся в Томилине и в Вешняках. Этими действиями был нанесен большой ущерб и было временно потеряно управление морским транспортом», -  вспоминал потом Павел Анатольевич Судоплатов, который в 1941 году был начальником Особой группы при наркоме внутренних дел СССР. Именно эта группа принимала самое непосредственное участие в создании «Московского плана НКВД».

План в деталях

В первые месяцы войны по ходатайству П. А. Судоплатова, нарком внутренних дел СССР Л. П. Берия отдал распоряжение освободить из-под следствия и из лагерей более 20 человек из числа осужденных сотрудников советской разведки, в том числе Я. С. Серебрянского, И. Н. Каминского и П. Я. Зубова, которые были приняты на работу в Особую группу.

«Обстановка диктовала и необходимость проработки решений, связанных с созданием московского подполья на случай занятия столицы противником. Важным направлением нашей работы становилась подготовка соответствующих легенд для возможного развертывания нелегальных резидентур в Москве», - из воспоминаний Павла Судоплатова.

_{Карта обороны Москвы}

Всего предполагалось создать 12 нелегальных резидентур, пять из которых должны были быть задействованы вне столицы, на занятой врагом территории. По Москве главным координатором подполья должен был стать начальник контрразведывательного отдела Московского НКВД Сергей Федосеев.

«На нелегальное положение были переведены 43 работника центрального аппарата НКВД, 28 сотрудников Управления НКВД Московской области; 11 оперработников УНКВД должны были осуществлять руководство 85 агентурными группами, охватывающими 269 человек из агентурно-осведомительной сети. Оперативник имел на связи двух-трех агентов-групповодов, каждый из которых в свою очередь имел выход на двух-четырех агентов или осведомителей. Для самостоятельного действия московскими чекистами было создано 22 резидентуры с охватом 73-х человек. Кроме того, для индивидуальных действий были проинструктированы и оставались в Москве и области 334 человека из агентурно-осведомительной сети УНКВД», - рассказывал потом Судоплатов.

В кратчайшие сроки была проведена колоссальная работа по отбору людей для подполья. Она была очень трудоемкая, требовавшая большого внимания и терпения. Нужно было выписать паспорта, создать легенды на остававшихся в Москве людей.

«Больше всего мы ломали голову над тем, каким должен был быть правдоподобный ответ на неизбежный вопрос: почему человек остался в Москве? Возникла потребность в специальном изготовлении писем от родственников. Содержание их определялось с учетом разработанных нашими специалистами биографий. Переписка с мнимыми родственниками легендировалась по всем правилам почтовых отправлений», - писал Павел Судоплатов.

В связи с подготовкой подполья была предпринята и другая специальная акция. Были изъяты, уничтожены или переписаны книги прописки и регистрации. Для каждой оперативной группы и одиночек были тщательно отработаны задания, способы связи и пароли, проведены занятия по стрелковому делу, осуществлению диверсий, террористических актов возмездия, по психологии поведения на допросах в случае задержания и ареста.

Особые надежды руководители Лубянки связывали с обособленной агентурной группой, в которую вошли известный композитор, автор знаменитой песни «Полюшко-поле» Лев Константинович Книппер, немец по происхождению, и его жена, проживавшие на Гоголевском бульваре. Родная сестра Книппера Ольга Чехова давно жила в Германии и имела широкие связи в правительственных кругах рейха. По замыслу чекистов это обстоятельство могло бы способствовать Льву Константиновичу в создании хороших позиций в оккупационной администрации, которые затем предполагалось использовать для проведения индивидуальных актов возмездия против руководителей фашистской Германии, вплоть до самого Гитлера.

«Лихие» «Рыбаки», «Старики», «Преданные» и другие

Задание аналогичного характера имел и агент НКВД под псевдонимом «Тиски», происходивший из дворянской семьи, — инженер по образованию, отличный спортсмен.

«Особая роль отводилась молодой сотруднице первого (разведывательного) управления НКВД, его особой группы, младшему лейтенанту А. Камаевой-Филоненко, которая под видом активистки баптистской общины координировала бы использование установленных закамуфлированных взрывных устройств. Ей одной было поручено привести в действие по особому сигналу мощные взрывные устройства, которые предполагалось заложить в местах появления главарей гитлеровского режима или командования вермахта», - из воспоминаний Судоплатова.

К возмездию против немецкого командования готовили и актерский ансамбль во главе со «Свистуном» — Николаем Хохловым.  Планировалось, что Хохлов вместе с группой акробатов, выступая перед немецкими высшими офицерами, во время эстрадного номера – жонглирования – забросают их гранатами.

Оперсостав, переведенный на нелегальное положение, и часть агентуры были обеспечены запасами продовольствия на два-три месяца. 20 октября 1941 года был издан приказ, касающийся минирования важнейших объектов столицы. Он носил предварительный характер. Всего в списке было 119 зданий, 404 из них планировалось взорвать, остальные – сжечь.

Серьезные задачи по проведению боевой и диверсионной работы в Москве и ее окрестностях ставились перед отрядом под кодовым названием «Три Р», которому предстояло осуществлять взрывы и поджоги энергомагистралей, железнодорожных сооружений, складов, общественных зданий, занимаемых противником под штабы, а также нарушать связь.

Уникальная террористическая группа из четырех человек под названием «Лихие» была создана чекистами из бывших воспитанников Болшевской трудкоммуны НКВД, в прошлом уголовных преступников. Ее руководителем стал агент «Марков» – бывший уголовник, грабитель. Группа была ориентирована на совершение терактов в отношении офицеров германской армии.

Для проведения диверсионной и террористической работы были подготовлены агентурные группы «Рыбаки», «Белорусы», «Дальневосточники», «Старики», «Преданные», в состав которых вошли кадровые чекисты, бывшие командиры Красной Армии, решившие остаться в оккупированной столице.

Руководитель группы «Дальневосточники» агент «Леонид», бывший партизан, имевший опыт подпольной деятельности в тылу японцев, привлек к работе жену и 17-летнего сына. В задачу группы входило проведение диверсий на промышленных предприятиях и железнодорожном транспорте.

«Интересно, что наши действия по созданию московского подполья не прошли мимо противника. В отчете штаба немецкой полиции безопасности (СД) о положении в СССР за февраль 1942 года, который оказался у нас в 1944 году, фигурировали планы создания «специальных боевых большевистских организаций НКВД в Москве», - рассказывал потом Павел Судоплатов. Несмотря на это, значительное число участников «Московского плана НКВД» получили государственные награды.