Гоголь Николай Васильевич. Дню рождения посвящается!
Николай Гоголь родился 1 апреля 1809 года в местечке Большие Сорочинцы
на границе Полтавского и Миргородского уездов (Полтавская губерния). Он
происходил из старинного украинского казацкого рода. В смутные времена
украинской истории некоторые из его предков приставали и к шляхетству, и
ещё дед Гоголя, Афанасий Демьянович Гоголь (1738—1805), писал в
официальной бумаге, что «его предки, фамилией Гоголь, польской нации».
Прадед, Ян Гоголь, воспитанник Киевской духовной академии, «вышедши в
российскую сторону», поселился в Полтавском крае (в настоящее время —
Полтавская область Украины), и от него пошло прозвание
«Гоголей-Яновских». (По другой версии они были Яновскими, так как жили в
местности Янове). Сам Гоголь, по-видимому, не знал о происхождении этой
прибавки и впоследствии отбросил её, говоря, что её поляки выдумали.
Отец Гоголя, Василий Афанасьевич Гоголь (1777—1825), умер, когда сыну
было 15 лет. Полагают, что сценическая деятельность отца, который был
замечательным рассказчиком и писал пьесы для домашнего театра на
украинском языке, определила интересы будущего писателя — у Гоголя рано
проявился интерес к театру.
Василий Гоголь-Яновский, отец Николая Гоголя
Мария Ивановна Гоголь (рожд. Косяровская), мать писателя
Мать Гоголя Мария Ивановна (1791 – 1868), рожд. Косяровская, была
выдана замуж четырнадцати лет в 1805 г. По отзывам современников она
была исключительно хороша собой. Жених был вдвое старше её. Помимо
Николая в семье было ещё одиннадцать детей. Всего было шесть мальчиков и
шесть девочек. Первые два мальчика родились мёртвыми. Гоголь был
третьим ребёнком. Четвёртым сыном был рано умерший Иван (1810—1819).
Затем родилась дочь Мария (1811—1844). Все средние дети также оказались
нежизнеспособными. Последними родились дочери Анна (1821—1893),
Елизавета (1823—1864) и Ольга (1825—1907).
Жизнь в деревне до школы и после, в каникулы, шла в полнейшей
обстановке украинского быта, как панского, так и крестьянского.
Впоследствии эти впечатления легли в основу малороссийких повестей
Гоголя, послужили причиной его исторических и этнографических интересов;
позднее из Петербурга Гоголь постоянно обращался к матери, когда ему
требовались новые бытовые подробности для его повестей. Влиянию матери
приписывают задатки религиозности и мистицизма, к концу жизни
овладевшими всем существом Гоголя.
В возрасте десяти лет Гоголя отвезли в Полтаву к одному из местных
учителей, для приготовления к гимназии; затем он поступил в Гимназию
высших наук в Нежине (с мая 1821 по июнь 1828). Гоголь не был прилежным
учеником, но обладал прекрасной памятью, за несколько дней готовился к
экзаменам и переходил из класса в класс; он был очень слаб в языках и
делал успехи только в рисовании и русской словесности.
В плохом обучении была, по-видимому, отчасти виновата и сама гимназия
высших наук, в первые годы своего существования не слишком хорошо
организованная; например, история преподавалась методом зубрёжки,
преподаватель словесности Никольский превозносил значение русской
литературы XVIII века и не одобрял современной ему поэзии Пушкина и
Жуковского, что впрочем лишь усиливало интерес гимназистов к
романтической литературе. Уроки нравственного воспитания дополнялись
розгой. Доставалось и Гоголю.
Недостатки школы восполнялись самообразованием в кружке товарищей,
где нашлись люди, разделявшие с Гоголем литературные интересы (Г. И.
Высоцкий, по-видимому, имевший тогда на него немалое влияние; А. С.
Данилевский, оставшийся его другом на всю жизнь, как и Н. Прокопович;
Нестор Кукольник, с которым, впрочем, Гоголь никогда не сходился).
Товарищи выписывали в складчину журналы; затеяли свой рукописный
журнал, где Гоголь много писал в стихах. С литературными интересами
развилась и любовь к театру, где Гоголь, уже тогда отличавшийся
необычным комизмом, был самым ревностным участником (ещё со второго года
пребывания в Нежине). Юношеские опыты Гоголя складывались в стиле
романтической риторики — не во вкусе Пушкина, которым Гоголь уже тогда
восхищался, а скорее во вкусе Бестужева-Марлинского.
Смерть отца была тяжёлым ударом для всей семьи. Заботы о делах
ложатся и на Гоголя; он дает советы, успокаивает мать, должен думать о
будущем устройстве своих собственных дел. Мать боготворит своего сына
Николая, считает его гениальным, она отдаёт ему последнее из своих
скудных средств для обеспечения его нежинской, а впоследствии
петербургской жизни. Николай также всю жизнь платил ей горячей сыновней
любовью, однако полного понимания и доверительных отношений между ними
не существовало. Позднее он откажется от своей доли в общем семейном
наследстве в пользу сестёр, чтобы целиком посвятить себя литературе.
К концу пребывания в гимназии он мечтает о широкой общественной
деятельности, которая, однако, видится ему вовсе не на литературном
поприще; без сомнения под влиянием всего окружающего, он думает
выдвинуться и приносить пользу обществу на службе, к которой на деле он
был неспособен. Таким образом, планы будущего были неясны; но Гоголь был
уверен, что ему предстоит широкое поприще; он говорит уже об указаниях
провидения и не может удовлетвориться тем, чем довольствуются простые
обыватели, по его выражению, какими было большинство его нежинских
товарищей.
За границей
В июне 1836 года Николай Васильевич уехал за границу, где пробыл с
перерывами около десяти лет. Сначала пребывание в «прекрасном далеке»
как будто укрепило и успокоило его, дало ему возможность завершить его
величайшее произведение, «Мёртвые души» — но стало зародышем и глубоко
фатальных явлений. Опыт работы с этой книгой, противоречивая реакция
современников на неё так же, как в случае с «Ревизором», убедили его в
огромном влиянии и неоднозначной власти его могучего таланта над умами
современников. Эта мысль постепенно стала складываться в представление о
своём пророческом предназначении, и соответственно, об употреблении
своего пророческого дара силой своего таланта на благо обществу, а не во
вред ему.
За границей он жил в Германии, Швейцарии, зиму провёл с А.
Данилевским в Париже, где встретился и особенно сблизился со Смирновой и
где его застало известие о смерти Пушкина, страшно его поразившее.
В марте 1837 года он был в Риме, который чрезвычайно ему полюбился и
стал для него как бы второй родиной. Европейская политическая и
общественная жизнь всегда оставалась чужда и совсем незнакома Гоголю;
его привлекала природа и произведения искусства, а Рим в то время
представлял именно эти интересы. Гоголь изучал памятники древности,
картинные галереи, посещал мастерские художников, любовался народной
жизнью и любил показывать Рим, «угощать» им приезжих русских знакомых и
приятелей.
Но в Риме он и усиленно работал: главным предметом этой работы были
«Мёртвые души», задуманные ещё в Петербурге в 1835 году; здесь же, в
Риме закончил он «Шинель», писал повесть «Анунциата», переделанную потом
в «Рим», писал трагедию из быта запорожцев, которую, впрочем, после
нескольких переделок уничтожил.
Осенью 1839 года он вместе с Погодиным отправился в Россию, в Москву,
где его с восторгом встретили Аксаковы. Потом он поехал в Петербург,
где ему надо было взять сестёр из института; затем опять вернулся в
Москву; в Петербурге и в Москве он читал ближайшим друзьям законченные
главы «Мёртвых душ».
Устроив свои дела, Гоголь опять отправился за границу, в любимый Рим;
друзьям он обещал вернуться через год и привести готовый первый том
«Мёртвых душ». К лету 1841 года первый том был готов. В сентябре этого
года Гоголь отправился в Россию печатать свою книгу.
Ему снова пришлось пережить тяжёлые тревоги, какие испытал он некогда
при постановке на сцене «Ревизора». Книга была представлена сначала в
московскую цензуру, которая собиралась совсем запретить её; затем книга
отдана в цензуру петербургскую и благодаря участию влиятельных друзей
Гоголя была, с некоторыми исключениями, дозволена. Она вышла в свет в
Москве («Похождения Чичикова или Мёртвые души, поэма Н. Гоголь», М.,
1842).
В июне Гоголь опять уехал за границу. Это последнее пребывание за
границей было окончательным переломом в душевном состоянии Гоголя. Он
жил то в Риме, то в Германии, во Франкфурте, Дюссельдорфе, то в Ницце,
то в Париже, то в Остенде, часто в кружке своих ближайших друзей —
Жуковского, Смирновой, Виельгорских, Толстых, и в нём всё сильнее
развивалось то религиозно-пророческое направление, о котором упомянуто
выше.
Высокое представление о своём таланте и лежащей на нём обязанности
повело его к убеждению, что он творит нечто провиденциальное: для того,
чтобы обличать людские пороки и широко смотреть на жизнь, надо
стремиться к внутреннему совершенствованию, которое даётся только
богомыслием. Несколько раз пришлось ему перенести тяжёлые болезни,
которые ещё больше увеличивали его религиозное настроение; в своем кругу
он находил удобную почву для развития религиозной экзальтации — он
принимал пророческий тон, самоуверенно делал наставления своим друзьям и
в конце концов приходил к убеждению, что сделанное им до сих пор было
недостойно той высокой цели, к которой он считал себя призванным. Если
прежде он говорил, что первый том его поэмы есть не больше, как крыльцо к
тому дворцу, который в нём строится, то в это время он готов был
отвергать всё им написанное, как греховное и недостойное его высокого
посланничества.
Николай Гоголь с детских лет не отличался крепким здоровьем. Смерть в
отрочестве его младшего брата Ивана, безвременная кончина отца наложили
отпечаток на его душевное состояние. Работа над продожением «Мёртвых
душ» не клеилась, и писатель испытывал мучительные сомнения в том, что
ему удасться довести задуманное произведение до конца. Летом 1845 года
его настигает мучительный душевный кризис. Он пишет завещание, сжигает
рукопись второго тома «Мёртвых душ», принеся её в жертву Богу. В
благодарность за избавление от болезни, Гоголь решает уйти в монастырь и
стать монахом, но монашество не состоялось. Зато его уму представилось
новое содержание книги, просветлённое и очищенное; ему казалось, что он
понял, как надо писать, чтобы «устремить всё общество к прекрасному». Он
решает служить Богу на поприще литературы. Началась новая работа, а тем
временем его заняла другая мысль: ему скорее хотелось сказать обществу
то, что он считал для него полезным, и он решает собрать в одну книгу
всё писанное им в последние годы к друзьям в духе своего нового
настроения и поручает издать эту книгу Плетнёву. Это были «Выбранные
места из переписки с друзьями» (СПб., 1847).
Большая часть писем, составляющих эту книгу, относится к 1845 и 1846
годам, той поре, когда религиозное настроение Гоголя достигло своего
высшего развития. 1840-е годы — пора формирования и размежевания двух
различных идеологий в современном ему русском образованном обществе.
Гоголь остался чужд этому размежеванию несмотря на то, что каждая из
двух враждующих партий — западников и славянофилов, предъявляла на
Гоголя свои законные права. Книга произвела тяжёлое впечатление и на
тех, и на других, поскольку Гоголь мыслил совершенно в иных категориях.
Даже друзья-Аксаковы отвернулись от него. Гоголь своим тоном пророчества
и назидания, проповедью смирения, из-за которой виднелось, однако,
собственное самомнение; осуждениями прежних трудов, полным одобрением
существующих общественных порядков явно диссонировал тем идеологам, кто
уповал лишь на социальное переустройство общества. Гоголь, не отвергая
целесообразности социального переустройства, основную цель видел в
духовном самосовершенствовании. Поэтому на долгие годы предметом его
изучения становятся труды отцов Церкви. Но, не примкнув ни к западникам,
ни к славянофилам, Гоголь остановился на полпути, не примкнув целиком и
к духовной литературе — Серафим Саровский, Игнатий (Брянчанинов) и др.
Он остался Гоголем.
Впечатление книги на литературных поклонников Гоголя, желающих видеть
в нём лишь вождя «натуральной школы», было удручающее. Высшая степень
негодования, возбуждённого «Выбранными местами», выразилась в известном
письме Белинского из Зальцбрунна.
Гоголь мучительно переживал провал своей книги. Лишь А. О. Смирнова и
П. А. Плетнёв смогли поддержать его в эту минуту, но то были лишь
частные эпистолярные мнения. Нападения на неё он объяснял отчасти и
своей ошибкой, преувеличением назидательного тона, и тем, что цензура не
пропустила в книге нескольких важных писем; но нападения прежних
литературных приверженцев он мог объяснить только расчётами партий и
самолюбий. Общественный смысл этой полемики был ему чужд; по примеру
Пушкина, он считал себя рождённым «для звуков сладких и молитв».
В подобном смысле были им тогда написаны «Предисловие ко второму
изданию Мертвых Душ»; «Развязка Ревизора», где свободному
художественному созданию он хотел придать характер нравоучительной
аллегории, и «Предуведомление», где объявлялось, что четвёртое и пятое
издание «Ревизора» будут продаваться в пользу бедных… Неудача книги
произвела на Гоголя подавляющее действие. Он должен был сознаться, что
ошибка была сделана; даже друзья, как С. Т. Аксаков, говорили ему, что
ошибка была грубая и жалкая; сам он сознавался Жуковскому: «я
размахнулся в моей книге таким Хлестаковым, что не имею духу заглянуть в
неё».
В его письмах с 1847 года уже нет прежнего высокомерного тона
проповедничества и назидания; он увидел, что описывать русскую жизнь
можно только посреди неё и изучая её. Убежищем его осталось религиозное
чувство: он решил, что не может продолжать работы, не исполнив
давнишнего намерения поклониться Святому Гробу. В конце 1847 года он
переехал в Неаполь и в начале 1848 года отплыл в Палестину, откуда через
Константинополь и Одессу вернулся окончательно в Россию.
Пребывание в Иерусалиме не произвело того действия, какого он ожидал.
«Ещё никогда не был я так мало доволен состоянием сердца своего, как в
Иерусалиме и после Иерусалима, — говорит он. — У Гроба Господня я был
как будто затем, чтобы там на месте почувствовать, как много во мне
холода сердечного, как много себялюбия и самолюбия».
Свои впечатления от Палестины Гоголь называет сонными; застигнутый
однажды дождём в Назарете, он думал, что просто сидит в России на
станции. Он пробыл конец весны и лето в деревне у матери, а 1 сентября
переехал в Москву; лето 1849 года проводил у Смирновой в деревне и в
Калуге, где муж Смирновой был губернатором; лето 1850 года прожил опять в
своей семье; потом жил некоторое время в Одессе, был ещё раз дома, а с
осени 1851 года поселился опять в Москве, где жил в доме своего друга
графа Александра Толстого (№7 на Никитском бульваре).
Он продолжал работать над вторым томом «Мёртвых душ» и читал отрывки
из него у Аксаковых, но в нём продолжалась та же мучительная борьба
между художником и христианином, которая шла в нём с начала сороковых
годов. По своему обыкновению, он много раз переделывал написанное,
вероятно, поддаваясь то одному, то другому настроению. Между тем его
здоровье всё более слабело; в январе 1852 года его поразила смерть жены
Хомякова, которая была сестрой его друга Языкова; им овладел страх
смерти; он бросил литературные занятия, стал говеть на масленице;
однажды, когда он проводил ночь в молитве, ему послышались голоса,
говорившие, что он скоро умрёт.
Смерть
С конца января 1852 года в доме графа Александра Толстого гостил
ржевский протоиерей Матфей Константиновский, с которым Гоголь
познакомился в 1849 году, а до того был знаком по переписке. Между ними
происходили сложные, подчас резкие беседы, основным содержанием которых
было недостаточное смирение и благочестие Гоголя, например, требование
о. Матфея: «Отрекись от Пушкина». Гоголь предложил ему прочесть беловик
второй части «Мёртвых душ» для ознакомления, с тем, чтобы выслушать его
мнение, но получил отказ священника. Гоголь настаивал на своём, пока тот
не взял тетради с рукописью для прочтения. Протоиерей Матфей стал
единственным прижизненным читателем рукописи 2-й части. Возвращая её
автору, он высказался против опубликования ряда глав, «даже просил
уничтожить» их (ранее, он также давал отрицательный отзыв на «Выбранные
места …», назвав книгу «вредной»).
Смерть Хомяковой, осуждение Константиновского и, возможно, иные
причины убедили Гоголя отказаться от творчества и начать говеть за
неделю до Великого поста. 5 февраля он провожает Константиновского и с
того дня почти ничего не ест. 10 февраля он вручил графу А. Толстому
портфель с рукописями для передачи митрополиту Московскому Филарету, но
граф отказался от этого поручения, чтобы не усугубить Гоголя в мрачных
мыслях.
Гоголь перестаёт выезжать из дому. В 3 часа ночи с понедельника на
вторник 11—12 (23—24) февраля 1852 года, то есть в великое повечерие
понедельника первой седмицы Великого поста, Гоголь разбудил слугу
Семёна, велел ему открыть печные задвижки и принести из шкафа портфель.
Вынув из него связку тетрадей, Гоголь положил их в камин и сжёг их.
Наутро, он рассказал графу Толстому, что хотел сжечь только некоторые
вещи, заранее на то приготовленные, а сжёг всё под влиянием злого духа.
Гоголь, несмотря на увещевания друзей, продолжал строго соблюдать пост;
18 февраля слёг в постель и совсем перестал есть. Всё это время друзья и
врачи пытаются помочь писателю, но он отказывается от помощи, внутренне
готовясь к смерти.
20 февраля врачебный консилиум решается на принудительное лечение
Гоголя, результатом которого явилось окончательное истощение и утрата
сил, вечером он впал в беспамятство, а на утро 21 февраля в четверг
скончался.
По инициативе профессора МГУ Тимофея Грановского, похороны
проводились как общественные; вопреки первоначальному желанию друзей
Гоголя, по настоянию начальства, писатель был отпет в университетской
церкви мученицы Татианы. Похороны проходили в воскресный полдень 24
февраля (7 марта) 1852 года на кладбище Данилова монастыря в Москве. На
могиле был установлен бронзовый крест, стоявший на чёрном надгробном
камне («Голгофа»), а на нём высечена надпись: «Горьким словом моим
посмеюся» (цитата из книги пророка Иеремии, 20, 8).
В 1930 году Данилов монастырь был окончательно закрыт, некрополь
вскоре ликвидирован. 31 мая 1931 года могилу Гоголя вскрыли и его
останки перенесли на Новодевичье кладбище. Туда же была перенесена и
Голгофа. В 1952 году на могиле вместо Голгофы установили новый памятник в
виде постамента с бюстом Гоголя работы скульптора Томского, на котором
начертано: «Великому русскому художнику от советского правительства».
Голгофа за ненадобностью какое-то время находилась в мастерских
Новодевичьего кладбища, где её обнаружила вдова М. А. Булгакова Е. С.
Булгакова с уже соскоблённой надписью. Она подыскивала подходящее
надгробие для могилы своего покойного мужа. По преданию, И. С. Аксаков
сам выбрал камень для могилы Гоголя где-то в Крыму (гранильщики называли
камень «черноморский гранит»). Елена Сергеевна выкупила надгробие,
после чего оно было установлено над могилой Михаила Афанасьевича. Таким
образом, исполнилась мечта М. А. Булгакова: «Учитель, укрой меня своей
чугунной шинелью».
По одной из версий, Гоголь заснул летаргическим сном, так как после
исследований останков его тела, было видно, что его тело передвинулось с
места. Версию о летаргическом сне опровергают воспоминания скульптора
Николая Рамазанова, делавшего посмертную маску Гоголя. По другой версии
смерть Гоголя была ни чем иным, как завуалированным самоубийством,
интерпретируемым церковью как подвиг спиритуализма — торжество духа над
плотью.
Экранизации произведений, театральные постановки
Число театральных постановок пьес Гоголя во всем мире не поддается
оценке. Только Ревизора и только в Москве и Петербурге (Ленинграде)
ставили более 20-ти раз. По произведениям Гоголя снято огромное
количество художественных фильмов. Далеко не полный список отечественных
экранизаций:
Вий (1909) реж. В. Гончаров, короткометражный
Мёртвые души (1909) реж. П. Чардынин, короткометражный
Ночь перед Рождеством (1913) реж. В. Старевич
Портрет (1915) реж. В. Старевич
Вий (1916) реж. В. Старевич
Как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем (1941) реж. А. Кустов
Майская ночь, или Утопленница (1952) реж. А. Роу
Ревизор (1952) реж. В. Петров
Шинель (1959) реж. А. Баталов
Мёртвые души (1960) реж. Л. Трауберг
Вечера на хуторе близ Диканьки (1961) реж. А. Роу
Вий (1967) реж. К. Ершов
Женитьба (1977) реж. В. Мельников
Инкогнито из Петербурга (1977) реж. Л. Гайдай, по мотивам пьесы Ревизор
Нос (1977) реж. Р. Быков
Мёртвые души (1984) реж. М. Швейцер, многосерийный
Ревизор (1996) реж. С. Газаров
Вечера на хуторе близ Диканьки (2002) реж. С. Горов, мюзикл
Дело о „Мёртвых душах„ (2005) реж. П. Лунгин, телесериал
Ведьма (2006) реж. О. Фесенко, по мотивам повести Вий
Русская игра (2007) реж. П. Чухрай, по мотивам пьесы Игроки
Тарас Бульба (2009) реж. В. Бортко
Счастливый конец (2010) реж. Я. Чеважевский, современная версия по мотивам повести Нос
Список произведений
- Вечера на хуторе близ Диканьки
— Записки сумасшедшего
— Коляска
— Мертвые души
— Невский проспект
— Нос
— Портрет
— Размышления о Божественной Литургии
— Рим
— Шинель
— Духовная проза [Сборник статей и писем] (только RTF)
— Ганц Кюхельгартен
— Стихотворения
— Альфред
— Женитьба
— Игроки
— Лакейская
— Отрывок
— Ревизор
— Русская драматургия XVIII – XIX вв. [Сборник]
— Театральный разъезд после представления новой комедии
— Тяжба
— Утро делового человека
— Воспоминания современников о Н. В. Гоголе
— Хронология жизни Н. В. Гоголя
— Комментарии к письмам
— Комментарии к произведениям
— Статьи и рецензии (1831-1942)
— Выбранные места из переписки с друзьями
— Деловые бумаги
— Записные книжки
— Мелкие отрывки
— Мертвые души
— Миргород (сборник)
— Отрывки
— Повести
— Сорочинская ярмарка, Ночь перед рождеством, Майская ночь и др.
— Черновые наброски
— Драматические отрывки и отдельные сцены (1832-1837)
— Приложения к Ревизору
— Статьи "О Современнике" и др.
— Статьи из "Арабесок"
— Наброски, альбомные записи
— Письма
— Старосветские помещики
— Тарас Бульба
— Вий
— Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем
Полное собрание сочинений в четырнадцати томах
— 1. Том 1. Ганц Кюхельгартен. Вечера на хуторе близ Диканьки
— 2. Том 2. Миргород
— 3. Том 3. Повести
— 4. Том 4. Ревизор
— 5. Том 5. Женитьба. Драматические отрывки и сцены
— 6. Том 6. Мертвые души. Том 1
— 7. Том 7. Мертвые души. Том 2
— 8. Том 8. Статьи
— 9. Том 9. Наброски, конспекты, планы
— 10. Том 10. Письма 1820-1835
— 11. Том 11. Письма 1836-1841
— 12. Том 12. Письма 1842-1845
— 13. Том 13. Письма 1846-1847
— 14. Том 14. Письма 1848-1852
" Младост је срећна,јер за њу постоји будућност"
(Гогољ)
